Надежда Тэффи

В воспоминаниях современников Тэффи предстаёт этакой кошкой, мурлыкающей под аккомпанемент своей гитары «очаровательные, нежные и совершенно самобытные песенки». «Так и видишь ее – Тэффи! – вспоминал критик Н.Брешко-Брешковский. – Запахнувшись в теплый отороченный мехом уютный халатик, уютно поджав ноги, сидит она с гитарой на коленях в глубоком кресле у камина, бросающего теплые, трепетные отсветы... Умные серые кошачьи глаза смотрят, не мигая, в пышущее пламя камина и звенит гитара:

«Грызутся злые кошки
У злых людей в сердцах.
Мои танцуют ножки
На красных каблучках...»

Тот же мемуарист описывает Тэффи спустя годы в эмиграции: «Здесь в Париже она почти та же, какой была: с гитарой у камина, в красных туфельках и в отороченном мехом халатике». Больше всего её внешности автора воспоминаний поразили «умные глаза с кошачьей серой желтизною и в кошачьей оправе» – «кошачьи глаза» (Н.Брешко-Брешковский «Красные каблучки Тэффи»). Репертуар «песен» Тэффи был по достоинству оценен знаменитым артистом Вертинским, который включил некоторые из них в свою программу сольных выступлений.

Кошки были неотъемлемой и очень важной частью жизни писательницы. «Я просто не понимаю, как можно не любить кошек, – продолжает Тэффи. – Для меня человек, не любящий кошек, всегда подозрителен, с изъяном, наверное. Неполноценный. Вот даже Вера Николаевна Бунина – на что, уж, кажется она добра и мила, а что она не переносит кошек, боится их, как стена между ней и мной. Близости, дружбы настоящей между нами быть не может. Всегда чувствую ее отчужденность. Симпатизирую ей сдержанно, признаю все ее бесспорные качества. Но кошек ей простить не могу. Люди для меня делятся на тех, кто любит кошек, и кто их не любит. Человек, не любящий кошек, никогда не станет моим другом. И наоборот, если он кошек любит, я ему много за это прощаю, и закрываю глаза на его недостатки» (Ирина Одоевцева «На берегах Сены»).

С любимыми кошками она старалась не расставаться, ведь кошки творчеству не мешали, скорее, наоборот, они были в некотором роде ее наперсницами, музами.

Когда же Тэффи бывала лишена кошачьего общества, то очень без него горевала: «Мне было бы не так грустно и скучно в этом противном Биаррице, если бы у меня была кошка, – мечтательно говорит Тэффи, снова сидя со мной на террасе кафе. – С кошкой мне было бы легче. Только чем бы я стала ее кормить? Ведь я и сама живу впроголодь. А кошка ужасная привередница – той дряни, которой я питаюсь, я ей давать не посмела бы. Да она бы только фыркнула презрительно – станет она рютабагу есть! Замяукала бы, требуя печенки или рыбы. Но где их взять? Нет, лучше уж одной мучиться. Что бы я стала делать, если бы моя кошка от голода кричала?» (Ирина Одоевцева «На берегах Сены»).
И все-таки, в эмиграции у Тэффи, несмотря на крошечную пенсию и небольшую квартирку в доме №59 на рю Буассьер, жил большой и важный кот.

В рассказе «Кошка господина Фуртенау» есть символичный диалог: «…Как-то раз он пожаловался ей, что надоело ему слушать беседы старика-соседа с кошкой. А Маришка жалобно улыбнулась и сказала:
– А мне так жаль его! Ведь никого у него, кроме этой кошки, в целом свете нет. Придет домой старенький, усталенький, покличет свою кошечку, а она ответит «мау», подойдет к нему, живая, тепленькая. Он погладит ее, и она приластится. Вот так любят они друг друга, и любовь их хранит.
– От чего хранит?
– Не знаю. От страха… Не знаю».

Помимо рассказов писала Надежда Александровна о кошках и стихи. Таких «кошачьих стихов» набралось бы «на целый том», признавалась Тэффи. Главными героями её «кошачьего эпоса» были вымышленные «Тигрокот» и «Белолапка».

Представители кошачьего племени постоянно «навещали» автора во время болезни – «развлекая и утешая».

Кошек Тэффи считала «удивительно умными» и талантливыми существами: «Я как-то сочинила о них целую поэму. И, представьте себе, они сразу же стали исполнять ее хором, на разные голоса. И что уже совершенно невероятно, прибавлять к ней разные самими ими сочиненные строфы, особенно когда у меня жар. Я просто диву даюсь. Куда мне! Гораздо лучше меня. Да, пожалуй, и всех наших поэтов…» (Ирина Одоевцева «На берегах Сены»). Неудивительно, что стихотворение «Коту» посвящается как раз таким кошачьим «мудрецам»:

Кто всех философов умней,
Красивей всех Венер,
Кто удивляет всех людей
Изяществом манер?

И кто чудесней всех чудес,
Небесней всех небес?
Кто шубу носит круглый год
И упоительно поет?
Кто это? Это – кот.

«Большой и важный кот» в период эмиграции был тем «чудом», которое, подобно кошке господина Фуртенау, примиряло писательницу с полной лишений и болезней жизнью в Париже.

Надежда Тэффи была настолько привязана к своим домашним питомцам, что, когда по случаю 300-летия дома Романовых ее пригласили в императорский дворец, писательница приехала туда в сопровождении пяти кошек. Видимо, сказался прошлый опыт путешествий без них.